Тапир подхватывает, помогает одеться. Но в этой заботе — ни на гран нежности, ни чуточки любви… Как бездушная работа вышколенной сиделки. Если и есть какое чувство — то это шкурное желание избавиться от обузы…
Послать бы его куда подальше… На этот раз точно — навсегда!
Погоди, погоди, Анжелка… Для скандала нужна энергия, которой нет, совсем нет. Да и зачем объявлять о разрыве? Еще совсем озвереет… Мне от этого какой прок? Решение принято, так что успокойся.
Чужой человек. Есть задача не превратить его во врага. А сейчас пусть поможет добраться в Шарль де Голль — с паршивой собаки…
Прикинувшись послушной, Анжела деловито руководит укладкой чемодана и попутно выясняет, что же случилось.
Оказывается, спасли ее какие-то русские. Наверное, те, из джипа. Получается, охраняли…
Случайно якобы заметили, что девушке в мерсе плохо, постучали в окно… Лежит, не реагирует никак. Тогда открыли дверцу, нашли в ее телефоне парижский номер, с которым она чаще всего связывалась, позвонили и вот, привезли…
— Пока они доставляли тебя, я вызвал врача! — безучастно объявляет Тапир.
Когда ему надо — он сообразительный… Когда надо от меня избавиться…
— И мой мерс не бросили, сюда привезли! Так что не беспокойся! — победно объявляет дружок.
Я чуть не умерла, а ему по фигу… Самое важное — его имущество.
Стоп! Стоп! Стоит продолжить в том же духе — наберется столько материала для обвинительного заключения, что ярость уже не скрыть… Тапир человек чувствительный, тонкий, сразу поймет, что я на нем поставила крест. Не на нем, а на наших отношениях… Еще взъярится и пакость какую-нибудь прямо сейчас учинит… Да просто заистерит, выскочит из дома… И что я одна тут буду делать? Не смогу сама даже к такси спуститься… Физических сил нет, но голова-то работает…
— Спасибо, дорогой мой спаситель, — самым елейным голосом шепчет Анжела, не глядя в глаза Тапиру и не пытаясь его обнять. Еще отпрянет… Тогда уж точно не сдержаться.
Это не подозрительно. Он ведь всегда боится подхватить заразу. Всякий раз, когда она извещает о своем приезде, спрашивает: “Ты здорова?”
И чтобы мимикой, чтобы даже телом своим не транслировать ненависть, всю дорогу до аэропорта Анжела молчит, вызывая в памяти самые лучшие, самые щемящие эпизоды из их трехлетней… связи. Всего лишь связи — так это называется, сурово признается она себе. Закольцовывает сюжет, мысленно упаковывает его, чтобы потом сбросить с самолета и налегке вернуться домой, к себе.
Катюха их познакомила, в Марбелье… “Ты не возражаешь, если мы сегодня поужинаем с Мишиным партнером?” И все, никаких характеристик. Знала, что Анжела терпеть не может сводничества, сватовства всякие, поэтому изобразила как одолжение, как ей помощь…
Тапир был такой одинокий, такой неприкаянный… Почти коротышка, но рост — вещь относительная… Главное — не светиться рядом с гигантами. А по сравнению с Анжелиными ста шестьюдесятью сантиметрами его ленинские метр шестьдесят четыре гляделись нормально. Если б не облом с выбором первого партнера по бизнесу, то вполне мог сделать хорошую карьеру в государственных структурах. Рост подходящий, под стать нашим главным, плечевой пояс хорошо развит, широкие скулы, узкие лоб и подбородок — такой овал лица называют “алмаз”… Никаких уродств, но и не яркий красавец, обращающий на себя внимание. Идеальные данные. В свое время мог бы даже рассматриваться на самые крупные роли…
Черт, и Глеб той же конституции… Один и тот же тип…
Тапир нисколько не нахальничал, робея, предложил пообедать вместе на следующий день, но она уже улетала. Вежливое “как-нибудь в другой раз” понял буквально и, узнав у Катюхи график Анжелиных разъездов, прилетел в Монако с бриллиантовыми сережками. Всего полкарата примерно, но круглые, отличной огранки. Тактичный сувенир. Окуджаву любит и знает не хуже Анжелы, пообещал показать настоящего Модильяни, который висит у него в парижской квартире. В ресторане попросил разрешения сделать заказ на свой вкус — принесли салат из морепродуктов, “Орвьето” в бутылке, оплетенной соломой, седло барашка по-нормандски под пряное Сант-Эмийонское “Шато ланжелюс”. Избавил от гастрономических метаний, а получилось — точно по ее вкусу. Она сама бы точнее не выбрала…
Безупречно прошел тест, по которому определяют в их кругу, свой или не свой мужчина. Тогда еще грамотно говорил по-русски — без диалектизмов и явных речевых ошибок. Ел-пил культурно — беззвучно, без спешки, но с пониманием. И одет не как метросексуал, но дорого и со вкусом. Ни белых носков, ни красных галстуков и красных платочков в кармане пиджака, от которых Анжеле хочется с пикой пойти на мужика, как тореадор на быка.
А лучше бы по старинке проверить — какие стихи любит, знает ли наизусть что-нибудь из Серебряного века?
О себе говорил мало. Выудила только то, что и так знала из Интернета: бизнес в России у него отняли, семья распалась, сын остался с женой в Москве… В общем, “она его за муки полюбила”.
Много раз за эти три года пыталась вычислить, не меркантильный ли интерес прибил к ней Тапира?
Вообще-то она не против взаимовыгодного сотрудничества. Без него вянут самые пылкие и дружеские, и любовные отношения. Но оно должно быть открытым, честным, никому не в ущерб.
Тапир у нее вроде ничего не просил, всегда получалось так, что она сама предлагала, сама делилась с ним, чем могла. Неделя на яхте Изи Залманова, консультация с газетным шефом, в Куршевеле его со всеми своими корешами познакомила… Никакого насилия, никакого напряга… Про партнеров особо не распространялся. Достоверно она знала только про Катюхиного Мишку, а что у него есть какие-то дела с Бизяевым, выявилось только теперь, когда Светку прикончили.
А как же он все-таки на плаву остался? Вовремя отмежевался от прежнего патрона… Не благодаря ли тесным контактам с Рюриковичем? За годы эмиграции никаких видимых козней власть ему не устраивала…
А вдруг он засланный казачок? Органами засланный в Европу? Правда, одно другому не помеха…
Жаль, Нике не смогла его показать… Она фальшь сразу чувствовала… Хотя был Олег… Тут она капитально прокололась. Любила… И я любила.
Ладно, это все я обдумаю потом, решает Анжела, передавая воздушный поцелуй Тапиру, и пристраивается в хвост очереди на регистрацию багажа. Голова кружится, жаропонижающее перестает действовать… Люди кругом кажутся какими-то слишком озабоченными, ни одной улыбки. То и дело слышится “вулкан ан актив”. При чем тут какой-то действующий вулкан? Где Исландия, а где Париж! До всего этим французам есть дело. Мне бы их заботы…
“Я выдержу!” — умоляет она себя. Кто хочет драться, тому надо с силой браться.
Анжелин внезапный отъезд на руку Глебу. Слишком многое приходится держать под контролем, так что трехдневное освобождение от пусть и приятного общения, от возможности общения — тоже поблажка. Будто отключили хотя бы один провод, поставщик напряжения…
Не сказала, что летит именно в Париж, к своему Тапиру — и ладно. Пара пустяков узнать, на какой самолет она зарегистрировалась… Двухгодичная шенгенская виза потакает ее импульсивности. Без всякого плана живет человек. “Что хочу — то и ворочу”, — ее слова. За такой не уследишь без помощи современных девайсов.
Нет, я бы так не хотел… Мне хватает внезапностей, поставляемых службой. В моей собственной жизни все должно быть под контролем. Хозяйственные дела: уборка-стирка, покупки — по субботним утрам, раз в месяц — оплата счетов, если свидание какое — то лучше загодя о нем знать. Чтобы настроиться, попредвкушать… И как можно меньше сюрпризов. Профессиональные навыки тут крепко помогают.
А если что-то царапает, то устраняешь причину! Либо… Либо к ней приспосабливаешься.
Вот ревность, например. В случае с Анжелой она мне пока не по карману. Пока… Небольшое усилие — и удалось ее… в загашник подальше отправить, с глаз долой. Не мешает… Узнает Анжела меня получше, поймет, как я ей уже помог, сколько еще могу для нее сделать, и сама… сама захочет стать верной.
Ты знаешь, Анжела, как тщательно, как трепетно может убийца спрятать убийство, если он — следователь…
Плохо, что ее любовник, по-видимому, какой-то засекреченный мужичок. Минимум информации даже в закрытых файлах. Опасен он мне или нет? Неизвестное всегда тревожит. Лучше его не трогать. Поступит сигнал, что я им интересовался, и он начнет копать в ответ… А мне лучше побыть в тени. Не хватало только внимания органов. У них совсем другие технические возможности, черт знает, что могут обнаружить.